Об относительной власти или о властных отношениях

В публичной речи Средства массовой информации (СМИ) принято называть четвертой властью —  после законодательной, исполнительной и судебной. Как понятие «власть» в целом, так и понятие медиа власть в частности, имеют свои особенности, сферы деятельности, заинтересованных в них лиц и цели. Для того, чтобы разобраться в отношениях постреволюционных властей Армении и армянских СМИ, чтобы понять развитие текущих и возможных событий, сначала необходимо понять власть, затем СМИ, и только потом приступить к отношениям между СМИ и властью.

Говоря о власти, необходимо дать определение нашего понимания феномена власти, чтобы для читателя была ясна наша отправная точка. Итак, власть – это способность, процесс соотношения (предполагающее соотношение), которое позволяет субъекту, имеющему соответствующую возможность (социальный актор) оказывать непропорциональное влияние на другого (иной социальный актор). Влияние предполагает, что субъект будет руководствоваться волей, интересами и ценностями воздействующего лица. Власть может быть реализована посредством принуждения (физическое насилие или его возможность) и/или смысловыми нагрузками — через дискурс, которым руководствуются социальные акторы. Властные отношения осуществляются через соответствующее доминирование (domination) над общественными институтами. Исходя из этого, относительность власти обусловлена, но не определяется структурными возможностями владения [i].

Относительная сущность власти означает, что власть рассматривается не как объект, а как отношение. Непропорционально — означает, что, несмотря на взаимоотношения властей, они не являются взаимно эквивалентными и равными, и одна из сторон всегда преобладает над другой. Напомним, что так же, как нет абсолютной власти, так нет и нулевого влияния со стороны подчиненных. Из этого становится ясно, что всегда существует возможность сопротивления, которое может поставить под сомнение нынешнее состояние властных отношений. Более того, в любых властных отношениях существует определенная степень согласия, при которой субъекты сознательно исполняют волю приказывающего. Когда в количественном и качественном плане противопоставление и сопротивление превосходят убеждение и подчинение, тогда трансформируются властные отношения: меняются условия, те, кто находится у власти, теряют ее, что в результате приводит к структурным и институциональным изменениям.

Или наоборот, властные отношения могут быть десоциализированы. Это происходит, когда властные отношения реализуются посредством систематического доминирования, с использованием прямой и длительной физической силы. В этом случае физическое насилие разрушает способность подчиненных сопротивляться и, следовательно, относительность власти. Здесь можно утверждать, что системное физическое насилие нельзя считать социальным отношением, поскольку одна из сторон этих отношений ликвидируется в результате данного насилия. Но, тем не менее, его можно рассматривать в качестве социального, поскольку оно в состоянии повлиять на выживших. Таким образом, мы можем считать, что процесс физического насилия временно приостанавливает властные отношения, создавая вакуум власти, а затем, как следствие, восстанавливает его. Следовательно, речь идет о «созидающем насилии». Насилие, цель которого не просто свержение старого порядка, а создание нового. Напомним, что все мифы о возникновении мира начинаются с насилия, взрыва, хаоса и так далее.

Соответственно, между двумя основными механизмами формирования власти —  насилие (принуждение) и согласие (убеждение, дискурс) — существует диалектическая (логическая) связь. Все теории власти так или иначе начинаются с этой аксиомы. Макс Вебер определяет социальную власть как «возможность проводить внутри данных общественных отношений собственную волю, даже вопреки сопротивлению, вне зависимости от того, на чем такая возможность основывается» [ii]. Вебер связывал власть с политикой, а политику — с государством, где группа людей подчиняет других через легитимное насилие, добавляя, что насилие является основным средством поддержания государственного порядка. Ю. Хабермас, в рамках той же традиции, рассматривает легитимность подчинения как ключ к поддержанию политического порядка[iii]. Отсюда мы уже можем наметить два направления силы: сила «за» и «для» [iv]. В результате, отправной точкой является восприятие того, что полномочия социальных акторов нельзя рассматривать отдельно от социальных институтов, которые они воплощают. Они подобным образом направлены против иных социальных акторов и учреждений, которые эти акторы представляют.

Конечно, у читателя весьма справедливо может возникнуть вопрос о всеобщей солидарности и консенсусе: для модели общества, в которой нет конкуренции и доминирования друг над другом, можно ли такую точку зрения считать наименее утопичной? Как отметила Ханна Арендт, способность что-то делать — это всегда есть власть: власть делать что-то вопреки мировоззрению, ценностям и социальному институту другого[v].

Таким образом, конфликты в обществах никогда не прекращаются, они лишь приостанавливаются благодаря временным соглашениям, которые, в свою очередь, трансформируются в системы подчинения и воплощают тех социальных акторов, которые в борьбе за власть достигли для себя наиболее благоприятного положения. То есть, эти перерывы институционализируют доминирование одного над другим[vi].

Координационные процессы подчинения/обладания многослойны и многогранны. Они действуют на разных фронтах и этапах социальных процессов — экономических, политических, культурных, военных, экологических и так далее.

Подведем итог вышесказанному: власть не локализована в одной конкретной области или в одном институте, она распределена по всем сферам человеческой деятельности[vii]. Однако, есть области, где концентрация власти более заметна и влиятельна, чем где-либо еще, например, политическая власть по сравнению с экологической или военная — с экономической. Эти характеристики уже связаны с конкретными обществами, их историческими традициями и динамикой трансформации.

Все это для первоначального обзора, далее речь пойдет о постреволюционной Армении и отношениях между ее политической властью и СМИ.

Ссылки

[i] Castells M.  Communication Power, Oxford, Oxford university, 2009.

[ii]  Weber M. Economy and Society. Berkeley (CA): University of California Press, 1978, p. 53.

[iii] Хабермас Ю. Проблема легитимации позднего капитализма / пер. с нем. М.: Рзаксис, 2010.

[iv] Parsons T. On the Concept of Political Power // Proceedings of the American Philosophical Society. 1963.

[v] Арендт X. Vita active, или О деятельной жизни. СПб, Алетейя, 2000.

[vi] Манн M. Власть в XXI столетии / пер. с англ. М.: Изд. дом ВШЭ, 2014.

[vii] Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы / пер. с фр. M.: Ad Marginem, 1999.

Литература

  1. Castells M.  Communication Power, Oxford, Oxford university, 2009.
  2.  Parsons T. On the Concept of Political Power // Proceedings of the American Philosophical Society. 1963.
  3. Weber M. Economy and Society. Berkeley (CA): University of California Press, 1978.
  4. Арендт X. Vita active, или О деятельной жизни. СПб, Алетейя, 2000.
  5. Манн M. Власть в XXI столетии / пер. с англ. М.: Изд. дом ВШЭ, 2014.
  6. Хабермас Ю. Проблема легитимации позднего капитализма / пер. с нем. М.: Рзаксис, 2010.
  7. Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы / пер. с фр. M.: Ad Marginem, 1999.


Автор: Гор Мадоян   © Все права защищены.

Перевела: Мери Бабаян