Критика как профессия

Исследовательским центром “Инлайт” скоро выйдет в свет перевод книги Макса Вебера “Наука как призвание и профессия”, что помимо редкой возможности ознакомиться с мыслями автора на армянском языке, также в армянских научных кругах можно рассматривать как вызов к размышлению о границах собственной профессиеи. Однако не случайно, что в заголовке данной обзорной статьи [Критика как профессия] сохранено слово “профессия”, подобно названию книги, и сокращенно слово “призвание”. Это редактирование было сделано с учетом того, что профессию, в действительности, выбирают, а призвание представляется как нечто, может быть, данное или осознанное, обусловленное временем и опытом или удачей.

Недавно, во время одной встречи-лекции с кураторами прозвучало мнение, что в сфере искусства лучшие значения рождаются кураторами, именно они являются пионерами новаторских значений[1]. Данное заявление очень легко могли бы сделать и деятели искусства, артисты. Но могло ли такое амбициозное заявление прозвучать из уст критиков? Учитывая тот факт, что встречи с деятелями искусства и кураторами, на которых поднимаются связанные со сферой проблемы, происходят довольно часто, а последняя конференция критиков искусства[2] состоялась десять лет назад- в 2009 году, и в целом разговоры об их проблемах довольно редки, стоит поверхностно обсудить последний вопрос, одновременно пытаясь понять, какую позицию и роль имеют критики искусства.

В сфере искусства смысл — это яблоко раздора, для “производства” которого старательно прилагают усилия три актора – артист, куратор и критик [3]. Этот трехсторонний альянс “дает-берет” до тех пор, пока не будет создан некий “продукт” смысла, состоящий из произведений, выставок и текстов, право собственности на которые принадлежит каждому одновременно. Причина этой путаницы состоит в том, что каждый из акторов строит собственную работу на сгенерированных другими смыслах , часто пожиная плоды работы своего партнера.

Справедливости ради надо отметить, что смысл в первую очередь рождается в голове артиста, так что ему и только ему в первую очередь надо дать неотъемлемое родительское право.  Но часто происходит обратное: в сознании куратора рождается идея выставки, после которой артисты начинают  процесс ее “предметизации” (хотя и не всегда работа бывает в форме предмета). И вот в данном случае посредником между идеей артиста и смотрящим является не куратор, а таковым выступает артист, воплощающий идею куратора. Так что эти акторы время от времени меняются местами: первичная “лаборатория” смысла является идеей то художника, то куратора.

После того, как произведение формируется в мастерской артиста, оно со своими смыслами отправляется к куратору. Часто говорят, что произведение выходит из мастерской «голым», как будто “беззащитным”, неполным и нуждающимся легкой рукой куратора поместиться в рамку и слиться с ней. Поэтому произведение не сразу отправляется в галереи (хотя такие случаи тоже бывают), а прямо приходит к куратору — в надежде на его роковое вмешательство. Последний тщательно изучает произведение, придает новые смыслы и отправляет в галерею на обозрение публики. Первый контакт между произведением и зрителем происходит после организационных вмешательств куратора. Этот “агент”, который организует надлежащую и по возможности достойную встречу зрителя и произведения, помещает произведения в более широкий социально-политический и культурно-эстетический контекст.

Только после открытия выставки наступает очередь критиков (если оставить в стороне тот факт, что многие критики благодаря их связям и дружеским отношениям или же через возможности, Интернета знакомятся с некоторыми работами прежде, чем они появляются в галереях). На данном этапе критик выполняет двойную работу: он рассматривает произведения артистов и кураторов одновременно как отдельные и связанные произведения. Однако ему, фактически, достается уже готовый “продукт”: вот почему критику грозят серьезные обвинения в том, что он находится вне гонки производства смысла. Предполагается, что он не является пионером идей. Он некто ожидающий симулирования идей, который, грубо говоря, не в состоянии думать об искусстве без возбужденных первыми двумя акторами идей, без интеллектуального безделья и для многих свидетельств неспособности. Так Эрнесто Сабато описывает критиков в своем романе “Туннель”: “Чтобы вы подумали о человеке, никогда не державшем в руках ланцета, не перевязавшем лапку кошке, который упрекает хирурга за погрешности в операции?  То же и в живописи”.

В таком случае какова роль критика в отношениях с готовым произведением? Критик, во-первых, является посредником между зрителем и выставочным событием — объясняющий, комментирующий, во-вторых — порождающий новые значения, и в-третьих -“судья”, оценивающий, дающий названия вещам.

Действительно, посетитель выставки нуждается в объяснении. Критик – это опора зрителя, некто,дающий ему возможность понять произведение тем или иным способом. Разъяснительную работу, однако, критик разделяет и с артистом, и с куратором.  Беседы или обсуждения с артистами  и с кураторами после выставок, выступления кураторов и даже тексты выставок заполняют постоянный пробел этих толкований. Следовательно, текст критика добавляет еще один  кирпич к усилиям толкования, но это как таковое не является столь видным обязательством, поскольку зритель может “обойтись” и без этого текста и, вероятно, достичь желаемого понимания выставки и произведений.

В процессе поиска толкования и объяснения критик помещает произведение искусства и выставку в новое смысловое поле. Муки творчества не заканчиваются после создания произведения артистом и организации показа куратором. Поскольку критиков, которые обсуждают работы и выставки, может быть много, в разное время и в разных местах (по словам Сьюзан Зонтаг, они как пиявки прикреплены к произведениям искусства), следовательно, можно сказать, что дело находится в процессе непрерывного развития, “готовый продукт” находится в стадии непрерывного приготовления. Выбор круга объяснения комментаторами обуславливает точку зрения понимания работ.

Так как критик — это третье звено в цепи артист-куратор-критик, ему в основном досталась работа оценивания произведения. В идеале он не участвует в процессах рождения произведения, организации выставки и может дать беспристрастную оценку того, что было сделано и показано [4]. Ни куратор, ни артист в большинстве случаев не могут быть объективными в оценивании собственной работы (хотя их оценки тоже ценны), а критик смотрит на работу, не сделанную им самим, смотрит со стороны, снаружи, с “правильного” расстояния. Оценивание состоит только в том, что сила критика единовластна (в миссии комментирования и создания смысла он не одинок), хотя эти оценки крайне ошибочны, отданы на испытание времени.

Робин Коллингвуд в своей книге “Принципы искусства” пишет, что работа критика состоит в “определении последовательного применения концепций, установлении номенклатуры различных вещей, которые конкурируют за это имя, говоря “это искусство, это нет”. Лицо, квалифицированное для такой работы, называется судьей, а судить — значит принимать решение”. А Альберт Степанян в книге “Траектория истории” сравнивает работу исследователей, особенно историков “с работой родоплеменного судьи, обязанностью которого было всесторонне рассмотреть и изучить аргументы истца и ответчика, а затем вынести приговор, справедливо-приемлемый не только для сторон, но и для всего общества”. Если задача историка состоит в оперировании всесторонним исследованием прошлого, чтобы создать регламентированный текст, то миссия критика искусства состоит в том, чтобы, выслушав собственные комментарии артиста и куратора о произведении, провести “рентгенодиагностику” работ и выставки, преподнести текст с печатью собственных выводов.

Так можно ли сделать вывод, что критика, свободная от оценок, которая только объясняет, комментирует и придает новые значения на этом пути, по факту, бездетна, поскольку не выполняет эту одну единственную назначенную ей функцию? Вопрос остается открытым. Отметим только, что тот факт, что современное искусство само задает вопросы “это искусство? что такое искусство?” и само же отвечает на эти вопросы, лишает критика обязательств судьи и освобождает от вердикта определения искусства-неискусства, побуждая его найти другие функции для себя (которые, вероятно, являются обеспечением альтернативного толкования).

Автор: Марине Хачатрян © Все права защищены 

Перевод: Алина Барсегян